Послезавтра - Страница 176

176

Через пять минут, думал Осборн, его доставят прямо в ад, который он сам выбрал. Десятки незавершенных дел с бешеной скоростью пронеслись перед его глазами, словно на телеграфной ленте: пациенты, дом, рассрочка за машину, страховка – а кто отвезет его труп домой? Кто получит его вещи? После второго развода он так и не составил завещания. Осборн чуть не расхохотался. Комедия! Он приехал в Европу, чтобы выступить на симпозиуме. Влюбился. И после этого ринулся вниз. «La descente infernale», – сказала бы по-французски Вера. Низвержение в ад.

Он слышал голос той Веры, которую знал, а не той, которой она оказалась. Вера. Она вновь и вновь занимала его мысли; вновь и вновь Осборн пытался вытеснить ее из своего сердца. Что было, то было. И все. Придет время, и он еще посмотрит ей в глаза; но сейчас нужно думать о фон Хольдене…

Поезд замедлил ход; за окном проплыла вывеска.

Юнгфрауйох.

– Господи Боже мой… – прошептал Осборн и инстинктивно потянулся к револьверу. Хоть это у него есть.

«Думай об отце! – приказал он себе. – Вспомни звук, с каким нож Мерримэна распорол его живот! Вспомни выражение его лица! Вспомни, как глаза его беспомощно обратились к тебе, словно он спрашивал, что случилось. Вспомни, как подогнулись его колени и как он рухнул на тротуар. Вспомни чей-то крик. Вспомни взгляд отца, когда он понял, что умирает. Вспомни, как он протянул руку к тебе, чтобы ты помог ему. Не забывай об этом, Пол Осборн. Не забывай и не страшись того, что тебе предстоит».

Визг тормозов, толчок. Поезд уже едва полз. Впереди, совсем рядом, был виден свет и два железнодорожных пути. Вокзал, говорила ему Конни, располагался внутри туннеля, как Эйгерванд и Эйсмеер. Вот только железнодорожные пути не уходили вперед. Они заканчивались здесь. Выбраться отсюда можно только одним способом – назад, через туннель.

Глава 144

– На метеостанции был пожар, сэр. Прошлой ночью. Никто не пострадал, но станция сгорела дотла. Ее уже не восстановишь, – сказал железнодорожный рабочий, стоявший возле кучи обугленных обломков у стены туннеля.

Пожар! Прошлой ночью! Как в Шарлоттенбурге. Как в «Саду». Подъезжая к Юнгфрауйоху, фон Хольден очень встревожился, предчувствуя недоброе, и опасался, как бы не повторился приступ. Виновницей всего он считал Веру – даже не Осборна, а Веру. Последнюю часть пути она была очень тихой, даже замкнутой, и фон Хольдену начало казаться, будто она обо всем догадалась и теперь обдумывает, что делать. Поэтому, как только поезд остановился, он быстро повел ее из вагона к лифту, а оттуда до метеостанции – минуты три, от силы четыре. Потом все образуется, думал фон Хольден, через несколько минут Вера будет мертва. Как раз в этот момент фон Хольден и увидел обломки.

Пожар. Метеостанции больше нет. Ничего подобного он не мог даже вообразить.

* * *

– Значит, Пол был там, наверху…

– Да, – сказал фон Хольден. В сгущающихся сумерках они поднимались по бесконечной лестнице к обгоревшему остову того, что еще вчера было метеостанцией. Позади осталось ярко освещенное сооружение из цемента и стали: ресторан и Ледовый Дворец. Справа от них спускался вниз огромный, длиною в десять миль, ледник Алеч – застывший, причудливо извилистый каскад льда, грозно темнеющий в наступающих сумерках. Над их головами возвышался почти на четырнадцать тысяч футов пик Юнгфрау; в последних лучах заходящего солнца его заснеженная вершина казалась обагренной кровью.

– Почему нет спасателей? Пожарников? Оборудования?

Вера была испугана, сердита, насторожена, и фон Хольдена это радовало. Он видел, что, о чем бы ни думала Вера, главным для нее оставался Осборн. Поэтому ему будет легче отвлечь ее, если не удастся проникнуть во внутренние коридоры, которые, как надеялся фон Хольден, уцелели при пожаре, и придется спускаться вниз снаружи.

– Спасателей нет, видимо, они решили, что спасать здесь некого. Метеостанция полностью автоматизирована, здесь не бывает никого, кроме техников, да и те редко приходят сюда. Все уровни расположены под землей. На случай пожара установлены специальные генераторы, они автоматически блокируют каждую дверь.

Вскоре они были на самом верху. Фон Хольден отодрал тяжелый лист фанеры, закрывавший вход, и они протиснулись сквозь обгоревшую древесину. Внутри было темно, остро и удушливо пахло дымом и расплавленной сталью. При случайном возгорании не мог возникнуть пожар такой силы, что оплавилась даже стальная дверь кладовки с инструментами. Отыскав лом, фон Хольден попытался взломать дверь, но это ему не удалось, и он в бешенстве швырнул лом в сторону.

– Салеттл, – процедил он сквозь зубы, – ах ты, ублюдок!

На самом деле вскрывать дверь было незачем; фон Хольден и так знал, что увидит за ней: расплавленный и превратившийся в непроходимые дебри титановый туннель высотой в шесть футов, когда-то выложенный керамической плиткой.

– Идемте, – сказал фон Хольден. – Здесь есть другой вход.

Если заблокированные нижние уровни при пожаре уцелели, – а они должны были уцелеть, – то все еще поправимо.

Они вышли наружу, к ступенькам, и фон Хольден пропустил Веру вперед. В лучах заката ее волосы отсвечивали пурпуром, и у фон Хольдена вдруг промелькнула мысль, что бы он чувствовал сейчас, будь он простым смертным? Он вспомнил Джоанну. Тогда, в Берлине, он не солгал ей, что не знает, способен ли любить. Она убежденно сказала: «Ты способен». За этой несвоевременной мыслью последовала другая: какой бы ни была Джоанна, у нее – чистое сердце, и она была прекраснее всех, кого встречал фон Хольден. И сейчас он с изумлением подумал, возможно, Джоанна права: он способен любить и любит ее.

176