– Не в службу, а в дружбу. Позвоните им, Маквей, а?
– Ладно. Не в службу, а в дружбу.
– Вот и спасибо.
Совсем неподалеку от улицы Де ля Ситэ, где Маквей названивал по телефону из кабинета Лебрюна в нью-йоркское управление полиции, по набережной медленной походкой шла Вера Моннере, рассеянно глядя на поток машин.
Она правильно сделала, что поставила точку в романе с Франсуа Кристианом. Ему, конечно, было больно, но она постаралась проявить максимум такта. Дело не в том, что она променяла главу французского правительства на хирурга-ортопеда из Лос-Анджелеса. Все равно их связь с Франсуа не могла бы продолжаться до бесконечности. Менялся он, менялась она, а их любовь как бы застыла во времени. Так не бывает.
Ее решение – спасение для них обоих. Со временем Франсуа все равно понял бы, что его истинная привязанность – жена и дети.
Вера поднялась по длинной лестнице, посмотрела на панораму Парижа: вот изгибы Сены, вот величественная арка Нотр-Дам. Она видела эту картину как бы впервые. Деревья, бульвары, крыши домов, слитный гул голосов – все это Вера воспринимала по-новому.
Франсуа – замечательный человек, и она благодарна судьбе за то, что он был в ее жизни. И тем не менее хорошо, что все закончилось. Впервые за долгое-долгое время Вера чувствовала себя абсолютно свободной.
Она вышла на мост, двинулась по направлению к дому. Об Осборне старалась не думать, но это не очень у нее получалось, мысли упорно возвращались к нему. Пол помог ей обрести свободу. Своей любовью, даже обожанием он укрепил Веру в сознании своей привлекательности, самостоятельности. Она умная, взрослая, независимая женщина, способная принимать любые решения. Пол придал ей мужества, необходимого, чтобы расстаться с Франсуа.
Но это не вся правда. Не стоит себя обманывать. Вера чувствовала, что Пол очень страдает, и это ее тревожило. Наверное, нормальная женская реакция – женщины безошибочно чувствуют, если у близкого человека что-то не так. Но не только это. Вера хотела любить Осборна, любить так сильно, чтобы он забыл о своих бедах, а когда забудет, любить его еще сильней.
– Здравствуйте, мадемуазель, – весело приветствовал ее круглолицый швейцар, открывая решетчатую дверь подъезда.
– Добрый день, Филипп.
С улыбкой Вера вошла в вестибюль и быстро поднялась по мраморной лестнице к себе на второй этаж.
В столовой ей в глаза бросилась ваза, а в ней – две дюжины алых роз. Конверт можно было бы и не открывать. Вера и так знала, от кого букет. Все-таки вскрыла. «Прощай. Франсуа».
Написано от руки. Он действительно ее понял. Цветы и записка означали, что они остаются друзьями. Вера медленно спрятала записку в конверт и перешла в гостиную. В углу стоял маленький рояль, напротив него – две кушетки и кофейный столик черного дерева между ними. Еще в квартире было две спальни и рабочий кабинет, не считая кухни и комнаты для прислуги.
Над городом нависли низкие тучи. Из-за пасмурной погоды мир казался тоскливым и грустным. Впервые за все время квартира показалась Вере слишком большой и неуютной, лишенной теплоты. Не в таком доме следовало бы жить молодой женщине ее склада.
Вере стало очень одиноко, захотелось, чтобы Пол был рядом. Касаться его тела, чувствовать на себе его руки – чтобы все было, как вчера. Пусть он любит ее и в спальне, и в ванной, и где угодно. Как чудесно – ощущать его внутри своего тела, доводить друг друга до исступления.
Он нужен ей, а она ему. Очень важно, чтобы он понял: она знает о мраке, царящем в его душе. Конечно, она не знает, в чем причина его несчастья, и не собирается уговаривать его довериться ей. Придет время, когда он захочет этого сам, и вместе они найдут выход. Пока же пусть знает: она готова его ждать столько, сколько нужно. Хоть целую вечность.
В маленьком кинотеатре на бульваре Итальянцев крутили «Вестсайдскую историю» с Натали Вуд, причем, что было очень кстати, оригинальную, недублированную копию. Фильм шел два с половиной часа. Второй сеанс начинался в четыре – тоже как по заказу. На него-то Пол и отправится. В студенческие годы он прослушал два спецкурса по истории кинематографа и даже написал длиннющий доклад об экранизации театральных постановок мюзиклов. Значительная часть доклада посвящалась «Вестсайдской истории», и Осборн помнил содержание фильма довольно хорошо.
Кинотеатрик располагался на полпути между отелем и пекарней Канарака. Неподалеку – целых три станции метро.
Осборн обвел название кинотеатра ручкой, отложил газету и встал из-за стола. Расплачиваясь у кассы за съеденный завтрак, посмотрел в окно. Опять дождь.
В вестибюле отеля оглянулся по сторонам. У стойки трое служащих, двое постояльцев топчутся под навесом, дожидаясь, пока швейцар поймает такси. Больше ни души.
Пол сел в лифт, стал подниматься, думая о Маквее. Жана Пакара убил Канарак – это ясно. Вопрос лишь в том, известно ли это полиции. Или, точнее, знает ли полиция, что Осборн нанял сыщика выследить Канарака? Судя по беседе с Маквеем, простому смертному вроде него не дано знать, что известно полиции и каким образом она добывает информацию.
В самом худшем варианте полиция не знает о Канараке, но подозревает, что Осборн умалчивает о причине смерти Пакара. Тогда Маквей или кто-то из его коллег наверняка следят за отелем. Нужно выяснить, будет за ним «хвост» или нет.
Лифт остановился, Пол ступил в коридор, а несколько секунд спустя уже входил к себе в номер. 11.25 утра. До похода в кино оставалось четыре часа.