– Куда ушли? В каком направлении?
– Туда, к поезд.
– К какому поезду? – Реммер указал в сторону перрона, на лабиринты железнодорожных путей.
– Тот или тот. Не видел. – Человечек пожал плечами. – Не смотрел.
– Как она выглядела? – крикнул Осборн прямо ему в лицо, не в силах больше сдерживаться.
– Спокойней, доктор, – попросил его Реммер.
– Спросите его, какого цвета у нее волосы! – требовал Осборн. – Спросите же!
Реммер перевел вопрос на немецкий. Человечек улыбнулся и прикоснулся к голове.
– Schwarz.
– Господи! – выдохнул Осборн.
Черные. Как у Веры.
– Идемте! – скомандовал Осборну Реммер и двинулся, расталкивая толпу людей.
Через несколько секунд они уже стучали в дверь кабинета начальника вокзала. На часах Реммера было 8.47.
– Какие поезда отправились с третьего и четвертого пути между семью тридцатью и семью сорока пятью? – без предисловий спросил Реммер у удивленного начальника, над головой которого висела огромная, во всю стену, карта Европы, освещенная тысячами крохотных огоньков. На карте были обозначены все железные дороги континента. – Mach schnell! – рявкнул Реммер. – Быстрее!
– Третий путь – Женева. Международный экспресс. Прибывает в четырнадцать ноль шесть, с пересадкой в Базеле. Четвертый путь – Страсбург. Международный прибывает в десять тридцать семь, с пересадкой в Оффенбурге. – Начальник вокзала отвечал быстро и точно, как компьютер.
– Швейцария или Франция! – рассвирепел Реммер. – В обоих случаях они уже за границей. Во сколько эти поезда прибывают в Базель и Оффенбург?
Через несколько минут Реммер уже связался из кабинета начальника вокзала с полицией немецкого Оффенбурга, швейцарских Базеля и Женевы и французского Страсбурга. Все пассажиры, выходящие из поездов в Оффенбурге и Базеле, смогут покинуть перрон только через один выход; в это же время инспекторы полиции в гражданской одежде сядут в поезда и проследуют до конечных станций. Если фон Хольден и его спутница выйдут на промежуточной остановке, их задержат у выхода с перрона; если останутся в поезде, их обнаружат и арестуют там.
– А что будет с… с ней? – спросил Осборн, когда Реммер повесил трубку.
– Ее арестуют так же, как и фон Хольдена.
Реммер понимал, что имеет в виду Осборн. Полицейским только что было приказано задержать преступника, который убил троих полицейских. Если беглецы действительно ехали в одном из этих двух поездов, – а Реммер был уверен, что это так, – то их шансы избежать ареста во второй раз равны нулю. А при малейшей попытке сопротивления их пристрелят на месте.
– Что теперь будем делать мы? – Осборн смотрел в глаза Реммеру. – Вы поедете за первым поездом, я – за вторым?
– Доктор… – Реммер помедлил, и Осборн вдруг почувствовал невероятную слабость, словно земля уходила у него из-под ног. – Я знаю, что вы хотите быть там, понимаю, насколько это вам необходимо. Но я не имею права взять вас с собой.
– Реммер, я сам принял решение. Не беспокойтесь обо мне.
– Я не об этом, доктор. У вас прекрасная голова, и вы в состоянии постоять за себя. Но то, с каким хладнокровием были убиты трое копов и девятнадцатилетняя таксистка, показывает, что Нобл был прав. Этот фон Хольден, а возможно, и его спутница – из спецназа. Следовательно, он или они оба прошли школу Советской Армии, а потом, возможно, и ГРУ, что на несколько голов выше, чем подготовка агентов КГБ. Это самые опытные и опасные убийцы в мире, и никто не может предугадать ход их мыслей. Взять их будет очень непросто. Я не могу из-за вас рисковать ничьей головой. Возвращайтесь в Берлин, доктор. Обещаю вам, что вы допросите обоих, как только это станет возможно. – Реммер встал из-за стола начальника вокзала и направился к двери.
– Реммер! – Осборн схватил его за рукав и повернул лицом к себе. – Вы не можете так от меня отмахнуться. Не сейчас. Маквей никогда бы…
– Маквей? – рассмеялся Реммер и снял руку Осборна со своего рукава. – Маквей привез вас сюда ради своих целей, доктор Осборн, а не во имя чего-то другого. Можете в этом не сомневаться. И делайте то, что я сказал, ладно? Снимите номер в отеле «Палас» и ждите моего звонка.
Реммер вышел из кабинета. Осборн двинулся следом, держась на расстоянии. Издали он увидел, как Реммер подошел к франкфуртским полицейским, затем быстро сказал что-то троим свидетелям и чернокожему официанту – и все они растворились в толпе людей. Пространство заполнилось какими-то безликими людьми, и Осборну показалось, что все это ему снится. Он стоял один на огромном франкфуртском вокзале, словно турист, прикидывающий, куда бы пойти в незнакомом городе. Но ни один турист не помышлял о том, о чем думал теперь Осборн.
Фон Хольден и та женщина – не Вера, твердо решил Осборн, кто угодно, но только не Вера, мало ли на свете брюнеток? – сейчас едут во Францию или в Швейцарию. Куда же именно? Куда?
Удастся Реммеру схватить их, или они снова ускользнут; что хуже – Осборн не знал. Какие бы показания ни дала врач Либаргера, если ее удалось найти, все равно не она, а фон Хольден – последний оставшийся в живых член Организации, последняя нить, ведущая к разгадке смерти отца. Если полиция попытается арестовать фон Хольдена, он, конечно, окажет сопротивление и его убьют. Тогда конец всем его поискам!
Реммер велел ему вернуться в Берлин и ждать. Нет уж. Он ждал почти тридцать лет. Хватит!
Осборн внезапно осознал, что все это время бродит по вокзалу и находится у выхода на улицу. Вдруг он увидел чернокожего официанта; тот бежал к дверям, оглядываясь, словно за ним следят, и на бегу развязывая белый фартук. У самого выхода он в последний раз обернулся, швырнул фартук в урну и выбежал на улицу. Осборн удивленно посмотрел на него, затем его осенило: