– Этот ублюдок все наврал!
Яркий солнечный свет ослепил Осборна; он щурился, пытаясь высмотреть того человека среди машин, припаркованных напротив вокзала. Наконец он заметил, как тот перебежал улицу и скрылся за углом. Осборн помчался за ним.
Завернув за угол, Осборн увидел, что человечек быстро шагает по лабиринту сувенирных лавчонок и кафе в дальнем конце улицы. Осборн последовал за ним. Ему показалось, что он снова в Париже, и это не чернокожий официант, а Альберт Мерримэн, или, как он сам себя называл, Анри Канарак. Канарак тогда нырнул в метро и скрылся, и Осборну понадобилось три дня, чтобы найти его. Теперь Осборн не мог позволить себе этого – через три дня фон Хольден и его спутница будут на другом краю света.
Осборн прибавил шагу; в этот момент человечек оглянулся и, заметив его, припустил во всю прыть. Пробежав шагов двадцать, он свернул в какую-то аллею. Осборн бросился за ним, на бегу выбив пакет с овощами из рук пожилой женщины, и бежал, не обращая внимания на ее сердитые вопли. В конце аллеи был забор; человечек перепрыгнул через него, Осборн – тоже. По другую сторону забора оказался сад и черный ход в ресторан. Дверь черного хода захлопнулась в тот момент, когда Осборн спрыгнул на землю.
Через несколько секунд он был внутри. Короткий коридор, кладовка, маленькая кухня. Три повара подняли на него удивленные взгляды. Одна-единственная дверь вела из кухни прямо в зал ресторана. Осборн ворвался туда. Там завтракала группа бизнесменов, обсуждая деловые вопросы. Оратор замолчал и уставился на незваного гостя. Осборн развернулся на каблуках и вышел назад, в кухню.
– Сюда вбежал человек, чернокожий. Где он, черт побери?
Повара переглянулись.
– Что вам нужно? – спросил по-немецки тучный, взмокший от пота шеф-повар в засаленном переднике и приблизился к Осборну, сжимая в руке огромный мясной нож.
Осборн посмотрел вправо, в коридор, через который только что прошел.
– Извините, – сказал он шеф-повару и направился к черному ходу, но вдруг остановился и рывком распахнул дверь кладовки. Там было пусто, и Осборн уже повернулся, чтобы уйти, но решил осмотреть все углы.
Черный человечек прятался за мешками с мукой. Осборн схватил его за шиворот и притянул к себе. Человечек отвернулся, закрыв лицо рукой.
– Не бейте! – закричал он по-английски.
– Ты говоришь по-английски?
– Немного… не бейте!
– Мужчина и женщина на вокзале. В какой поезд они сели?
– Второй путь. – Он пожал плечами и жалко улыбнулся. – Не знаю. Не видел!
– Ты уже соврал полиции! – грозно проговорил Осборн. – Не пытайся обмануть меня! Иначе я позову полицейских, и они упрячут тебя за решетку. Понял?
Тщедушный человечек закивал головой.
– Тот человек… он говорил, если я скажу кому-то, он позовет бритоголовых. Они побьют меня. Мою семью.
– Так он угрожал тебе? Не заплатил?
Человечек яростно замотал головой.
– Нет, нет, не платил. Сказал, бритоголовые. Будут бить. Опять.
– Они не придут, – мягко произнес Осборн, слегка ослабил хватку и сунул руку в карман. Человечек в ужасе закричал и рванулся изо всех сил. Осборн удержал его. – Я не собираюсь тебя бить, – проговорил он, показывая человечку купюру в пятьдесят марок. – Скажи, на какой поезд они сели?
Человечек посмотрел на деньги, затем на Осборна.
– Я не буду тебя бить. Я заплачу тебе, – повторил Осборн.
Тот открыл было рот, но нижняя губа его мелко дрожала – он все еще был до смерти перепуган.
– Пожалуйста, – сказал Осборн, – это очень важно для моей семьи. Понимаешь?
Человечек наконец поднял на него взгляд.
– Берн.
Осборн разжал пальцы.
Маквей лежал на спине и смотрел в потолок. Реммер исчез. Осборн исчез. И никто не сказал ему ни слова! Уже без пяти десять утра, а из всех источников информации у него в палате лишь газета и берлинское телевидение! Треть лица Маквея была скрыта под марлевой повязкой, желудок – отравлен цианидом, но он чувствовал себя неплохо. Его беспокоило, что он ничего не знает и никто не собирается ни о чем рассказывать ему.
Внезапно Маквей подумал: а где его вещи? Костюм висит в стенном шкафу, туфли стоят под ним. В другом конце палаты, рядом со стулом для посетителей – небольшой комод. Его портфель с записными книжками и паспортом, как и чемодан, должны быть в отеле, где он их оставил. Но где, черт побери, бумажник и удостоверение? Где, в конце концов, револьвер?
Отбросив одеяло, Маквей опустил ноги на пол и встал. Голова кружилась; он несколько минут постоял, пытаясь обрести равновесие. Потом сделал три нетвердых шага к комоду. В верхнем ящике лежали его спортивные трусы, майка и носки. Во втором – ключи от дома, расческа, очки и бумажник. Револьвера не было. Может, его где-то спрятали для безопасности? Или Реммер взял его? Маквей закрыл комод и шагнул к постели, но остановился. Что-то тут не так. Он рывком выдвинул второй ящик и схватил бумажник. Так и есть. Значок полицейского и рекомендательное письмо Интерпола исчезли.
– Осборн! – вслух произнес Маквей. – Чтоб тебя!..
Ни Реммера. Ни Маквея. Никого из полиции. Осборн сидел, откинувшись, в самолете, вылетающем в Швейцарию рейсом № 533, и ждал, пока откроют воздушный коридор. Он сделал то, что, по его представлениям, сделал бы Маквей: позвонил шефу службы безопасности аэропорта и представился детективом из Лос-Анджелеса, действующим в сотрудничестве с Интерполом. Он идет по следу главного подозреваемого в поджоге Шарлоттенбургского дворца. Этот человек прибыл во Франкфурт поездом из Берлина, ушел от преследования, убив троих полицейских, и сейчас едет в Швейцарию. Осборн сказал, что ему совершенно необходимо вылететь в Цюрих рейсом в 10.10, и попросил помочь ему побыстрее пройти регистрацию.